Об авторе:

Кубай Марина Алексеевна, 1981 года рождения.

 

 

 

Спор.

 

 

Как-то глупо все вышло, до ужаса глупо.

Он четко знал, что Серега получит пять. Серега всегда получал пятерки и всегда перед этим накануне трусился: "Экзамен тяжелый. Препод серьезный. Нереально и точка." Всегда.

И в этот раз было то же самое. А плюс настроение было какое-то игриво-каверзное. То самое хорошее настроение, от которого окружающим одни проблемы. И очень хотелось замутить что-то: мелкую пакость, прикол. Ну, бывает такое. Когда "что б еще подленькое сделать?". У всех бывает.

А тут подвернулось.

На ступеньках общежития столкнулся с Юлькой. Она как всегда гордо вскинула голову и проследовала мимо, даже не поздоровавшись. Он, правда, тоже не удосужился поздороваться. Тоже птица важная – Юлька. Кто с ней здоровается? Она ж даже если и ответит, как водой окатит. Надо больно.

Потом Серега под руку: "Четыре поставят. Ой, четыре поставят".

И тут родилось. Мерзкий такой, но обалдеть прикол:

"Слушай, Серега, давай на спор. Если получаешь пять, предлагаешь Юльке встречаться. Причем так, чтоб она поверила. Если получаешь четыре – это делаю я".

Серега на миг опешил.

"Ты чего," -- говорит. И молчит, глаза из орбит.

Понятно – испугался. Кто ж, будучи в здравом уме, Юльке такое предложит? Крокодил она намарафеченный, плюс характерец у нее днем с огнем до чего гадкий. Не говоря уже, о море презрения ко всем и вся. Подарочек!

Кому Юлька нравится – да никому. Кто с ней общается – раз-два и обчелся. А чтоб встречаться с ней – и в шутку подумать страшно.

"Что испугался? Ты ж пять получать не собираешься."

Надо ж было поддеть еще.

"Не собираюсь".

Глаза у Сереги сузились. Он взглядом так с ног до головы смерил.

"А что," – говорит, -- "если четыре получу, ты ей предложишь?"

"А что , слабо, думаешь?"

"Не думаю. Слушай, а прикол-то! Давай! На спор."

Так и возник этот спор.

Сам придумал, сам подначил… Сам проиграл.

Кто мог подумать, что Серега "4" получит? Может, он с перепугу специально, конечно, но вряд ли.

Вот повезло-то!

Тогда страшно стало. Глупейшая ситуация. Это ж надо так себя самого идиотом выставить. Не рой другому яму. Сам себе вырыл.

Короче, пришли всей компанией к Юльке в комнату. Рассказали в чем дело ее соседкам. Смеху-то было.

Пока Юльки не было посидели, чаек попили.

Все смеются, веселятся, а у него просто чашка в руке трусится и чай в горле застряет. Хорош прикольчик, но уже не смешно.

Потом Юлька пришла.

Молча смерила толпу взглядом, сняла куртку, потом сказала всем "привет", сделала себе чаек…

Народ начал тихо шуметь, толкаться и пробираться к выходу. В полушепоте срывался смех, ухмылки, вопрошающие взгляды. Две минуты – и в комнате никого. Только он и Юлька на кровати напротив. А главное, мерзкое ощущение, что все стоят там под дверью, навострив ушки и слушают, как могут.

Фух! Фух! Фух!

Кровь в висках стучит, просто вырывается, краска залила с головы до пят. Дыхание хрипит где-то в горле, язык стал ватный-ватный, не ворочается и слов в голове, как у младенца – ноль.

А напротив сидит Юлька, смотрит в свою чашку, и выражение лица у нее такое растерянное и немного обиженное. Всех как ветром сдуло, только она появилась. Ясно, самолюбию такое не льстит.

Поднял на нее глаза, откашлялся.

"Юль", – говорит.

Она глаза от чашки подняла. Две огромные черные пуговицы и темные-темные полукруги теней под ними.

Слишком вытянутое лицо, нос с горбинкой, жуткая мимика и черные, как воронье крыло, жесткие волосы крупными кольцами, чуть касающиеся плеч.

Молчит и смотрит.

"Послушай, Юль" , -- он перешел почти на шепот, соображая, что за дверью шепот не будет слышно. – "Я не знаю, как начать. Как сказать, не знаю".

Тишина.

"Знаешь, ты мне нравишься, Юль. Давно нравишься. Только я не знаю, как бы…"

Он осекся. Ее огромные глаза расширились, и на лице появилось странное испуганное выражение. Где-то в сердце кольнуло. "Зачем? Ведь жестоко это. Зачем говорить такое этим глазам? И чтоб поверила".

Просто туман перед глазами поплыл. И слышит сквозь туман издалека свой собственный голос:

"Ты такая неприступная, Юль. Я как подойти не знаю… Но слушай, может, давай встречаться, а?"

Изображение вернулось, остановилось.

Спокойно так на него смотрит.

"Ты шутишь," -- говорит. – "Это шутка или спор. Да?"

И тут он удивился сам себе. Как искренне он возмутился.

"Да что ты?! Что с тобой встречаться нельзя?! Что ты нравиться кому-то не можешь?! Почему сразу – шутка?! Презираешь. Всех презираешь".

"Не верю я тебе" – говорит. Встала и медленно так поплыла по комнате. Как в замедленном кино. Поставила чашку на стол, потом опять села.

"Понимаешь" – говорит, -- "не верю".

"Не веришь или отказываешься?"

…

"Я же не подгоняю тебя, Юлька. Можешь сейчас не отвечать. Подумай. Взвесь. Но я серьезно, понимаешь?"

Странно так посмотрела, будто в самую душу, и на душе мерзко стало, больно. И вокруг все как в кошмарном сне.

"Я подумаю" – говорит.

Прошел к двери. Обул тапки.

"Я пойду, Юль, ладно. Подумай".

И вышел.

Дальше как в тумане: стыд, боль, смех вокруг.

Громко как смеются, она же слышит, может слышать.

Как-то глупо все вышло, до ужаса глупо.

Дождь сек по лицу, стекал за ворот пальто. Перед глазами ухмылка Сереги и слова, язвительно так, но с уважением: "Как-то тихо ты говорил, Ромка. Ничего слышно не было. Может ты и не говорил-то ничего?"

И лицо Юльки. Испуганные, распахнутые черные глаза. И опять боль и стыд.

Скверную он затеял шутку. Жестокую. Ведь она поверила, а он… Как глупо!

 

♣♣♣

 

Дверь тихо закрылась. Юлька в полусне написала пару кругов по комнате и села на кровать. В голове был хаос.

Где-то в коридоре слышался смех, голоса, но ее сознание было далеко-далеко. В висках стучали три слова: "Не может быть". "Не может быть".

Она знала, что она некрасива, хорошо знала. Правда, никогда не показывала, что знает, скорей наоборот. Временами даже саму себя в этом "наоборот" убеждала, на время, правда, только, но все же.

Не было толком тех, кому она нравится. Это она тоже знала. И презирала за это их всех. Куталась в презрение, как в шаль, пряталась в него и строила стену, высокую стену, между собой и теми, всеми теми, кто так не любил ее.

Она не прощала злых слов в свой адрес, вообще тяжело что-то прощала. Это говорило ей лишний раз о том, что ее не любят. Это разоблачало лицемерие. И второй раз на это лицемерие она никогда не попадалась, закрывалась в ракушку, не общалась, не здоровалась и презирала.

От всего этого было больно и тяжело, но все-таки легче, чем без этого, гораздо легче. А тут вдруг так…

Ей хотелось ему верить, где-то в душе что-то встрепенулось от его слов, но сознание отрицало возможность происходящего, сознание не верило. Слишком все это было нереально, странно и даже абсурдно как-то. Они ведь даже здороваются совсем редко, общаются и того реже, почти никогда. А если и общаются, то язвительно с подковыркой. А может, потому и общаются так, что нравится она ему? Хотя кому она может нравиться? Эх!

Пришли Лена с Олей – ее соседки.

Лена в приподнятом легком настроении.

"А, я смотрю, Ромка к тебе забегал", -- говорит, и глаза так вопрошающе хитро блестят, -- Ты видела как он смотрит-то на тебя, а? Ох, неровно дышит, совсем неровно".

"С чего ты взяла-то?"

"Не видно, думаешь?"

"Думаю".

С минуту Юлька молчала, а потом вырвались откуда-то из груди все эти сомнения и понеслись рекой. Одна лишь мысль осталась на контроле: "Главное, не показать, что я поверила. В случае чего, ну восприняла шутку как шутку и все".

"Он тут вещи странные говорил" – Лена брови вскинула, слушает, а Ольга как-то странно бродит по комнате, как сомнамбула и молчит.

"Он встречаться предлагал. Только это, наверное, шутка. Не верю я ему. ".

"Ну что ты сразу так: шутка" – возмутилась Лена, -- "А может, ты парню нравишься? Над этим не думала? По-моему, так оно и есть. Не видно, что ли".

"Ты так считаешь?"

В душе заныло сладко от желания верить. От ощущения, что вот пришло что-то, как у всех, большое и чистое.

И тут в разговор вклинилась Ольга. Голос у нее был серьезный и очень злой:

"Прекрати, Лена. Юля, они поспорили. Он проспорил. Он должен был тебе предложить встречаться. Это не прикол, не шутка, он просто должен был. Такой был договор, понимаешь?"

Улыбка исчезла с Лениного лица, а Ольга будто ослабла, выкрикнув все это, выплеснув эмоции, и замерла посреди комнаты, опустив голову.

Юлька медленно опустилась на кровать. Еще минута и у нее подогнулись бы колени, такая навалилась слабость.

По сердцу резанула острая боль, где-то в глубине закипели слезы. Было обидно, так обидно!

"Зачем они так?" – беспомощно спросила она – "Зачем же так жестоко? А? А если бы я вдруг поверила?"

Ольга опустилась на кровать с ней рядом.

"Они не хотели, они не со зла, Юлька. Просто поспорили, не подумав, а потом условия спора надо было выполнять, понимаешь?"

"Понимаю".

Внутри наступила полная пустота, и опять холодной шалью вокруг плечей сомкнулось презрение, ко всему, ко всем.

"Ты на них сердишься, Юлька?"

Это опять Ольга.

"Нет. Я все понимаю. Забавный вышел спор. Но я ведь так и поняла, что это все несерьезно. Так что , какая разница".

Боль туманом застилала глаза.

 

♣♣♣

 

Он весь вечер бродил под дождем. Без зонта, без капюшона. И от того, как дождь шумел вокруг, как струился по лицу и разливался по всему телу, становилось легче. На минуту легче, а потом еще тяжелее.

Что посмотрело на него через эти глаза в ту минуту? Что? Что так зацепило его? Ее беззащитность или ее растерянный испуг?

Она не причинила ему зла, она не ждала зла от него.

Тогда зачем он так? Как такое могло родиться в его голове?

Такая жестокость. И такая боль.

…

Она открыла дверь. Она была в комнате одна.

Его чуть знобило, одежда мерзко липла к телу.

"Можно я зайду?" – спросил он тихо.

"Заходи", -- равнодушно ответила она.

"Ты уже знаешь?"

"Знаю".

Он вздохнул.

"Сделай мне чаю".

Холодная дождевая капля ознобом побежала по спине, с волос капало в глаза.

Он вытер лицо рукой и сел не край кровати.

"Послушай, Юлька" – тихо начал он.

"А, может, хватит?" – прервала она.

Протянула ему горячую чашку и села напротив.

Он молча сделал глоток.

"На душе мерзко, Юль, понимаешь?"

Она молча смотрела на него.

Он опять вздохнул:

"Можешь проверить. Это уже не шутка и за дверью никого нет. Просто мне захотелось о чем-нибудь с тобой поговорить. О тебе, например. Обо мне. Или о жизни вообще. Только серьезно поговорить, понимаешь?"

В больших черных глазах мелькнуло что-то: удивление, испуг, растерянность или что. А, быть может, ему показалось.

"Держи полотенце и вытрись, а то простудишься", -- спокойно ответила она.

 

 

 

 

 

 

 

Киев, 20-21.01.03